Крылья Тура. Командировка - Страница 7

— Силен ты спать, лейтенант, — кинул он быстрый взгляд на мои кубики. — Подлетнём малость? Надо вот эту птичку облетать после регулировки двигателя. Я на ней, ты на моем. С рацией разберешься? Держи шлем.

— А как же? За что деньги платили? — Дело в том, что на командирской машине стояла полноценная рация, с передатчиком. На наших, у рядовых летчиков, стояли лишь приемники. Но работе на рации нас обучали, даже деньги платили за овладение радиосвязью и присвоенный класс.

Я натянул шлемофон, перегнал пистолет на живот. Мне быстренько помогли надеть парашют, застегнули и подергали все ремни. Руки предательски задрожали. Надеюсь, хоть это не видно.

— Быстрее, Туровцев, быстрее! Времени нет. По машинам! После взлета походи за мной минут семь, пока я машину погоняю, затем – расходимся, быстренько крутанем пару заходов, и на посадку! Все понял?

Тело Виктора привычно бросилось к самолету. Ловкий прыжок на крыло, одна нога, вторая, парашют уходит в чашку сидения, поерзать – порядок. Механик склонился ко мне в кабину.

— Самолет заправлен, боезапас по штату, двигатель прогрет. Запуск!

Двигатель чихнул, пустил клуб дыма, моментально схватился и заревел. Громко-то как! Руки, без моей команды, привычно пробежались по тумблерам, проверяя их положение, глаза слева направо скользнули по приборам. Самолет мелко дрожал. Казалось, он сам с нетерпением рвется в небо.

Капитан сделал рукой знак убрать колодки и требовательно посмотрел на выпускающего. Тот сорвал пилотку и взмахнул ею в сторону конца полосы: "Выметайтесь!"

Комэск, не закрывая фонаря, обернулся ко мне и показал рукой: "Взлет!" Его самолет запылил впереди. Левая рука привычно двинула вперед сектор газа, истребитель начал разгон. Застучали на неровном грунте колеса, затрясло, рев двигателя изменил тональность, капот опустился… я потянул ручку на себя… Взлет! Я в воздухе! Впервые в жизни, на боевом истребителе, я в небе. В небе войны…

Что-то я увлекся. Где капитан? Я слишком резко подорвал самолет на взлете и оказался выше комэска. Сделал плавную, почти незаметную змейку. Вот он! Ф-фу, увидел, наконец. Выровнял самолет, подошел к комэску метров на двести сзади – слева. Взгляд на приборы, на часы. Взгляд вниз, на аэродром. Характерные приметы. Та-а-к, овражек, поворот дороги, проплешина взлетной полосы, ясно. Курс… хотя, впрочем, мне за капитаном идти. Но, все же, курс? Так, курс возврата будет такой… Еще раз на часы… Полетели.

Несколько минут я тащился сзади капитана, пока он выделывал всякие кренделя в воздухе, проверяя машину. С непривычки вцепился в его самолет глазами и не выпускал его из поля зрения. Наконец, мне это надоело, и я зашарил взглядом по сторонам. Видимость была хорошая, хотя уже у земли существенно потемнело. Здесь, на высоте полутора километров, было еще светло. Так, а это еще что такое? Впереди справа, ниже нас метров на пятьсот, я увидел четыре темных силуэта. Самолеты как раз были от нас на светлой стороне неба, а мы, естественно, в тени. Похоже на "Пешки", но пока не проверил, их надо считать противником.

— Командир, на три часа, удаление четыре километра, ниже пятьсот, четыре цели!

Истребитель капитана качнул крылом: "Понял, принял!" Поскольку комэск меня уже существенно опережал, то при развороте я оказался впереди. Я перешел в пологое снижение, чтобы набрать скорость и оказаться ниже задних стрелков на неизвестных самолетах, по широкой дуге подходя к ним сзади – справа. На всякий случай проверил готовность оружия к стрельбе. Черные, на фоне светлого неба, самолеты приближались. Знаков не видно, но силуэты… чужие силуэты. Это не "Пешки". Это – "Ме-110", довольно опасный, хорошо вооруженный и маневренный самолет! Вот так-так, фашисты! Куда это они идут? Да к нам! На аэродром. Сейчас зайдут, сбросят бомбы, проштурмуют самолеты, которые технари раскрыли для обслуживания и нырнут в тень, на запад. Ну, уж нет, накоси-выкуси!

Я оглянулся на истребитель комэска. Он уже догонял меня, но помочь, подсказать не мог. Рация-то на бронепоезде. Нет у него передатчика, на его самолете я.

— Командир, это сто десятые! Атакую ведущего!

"Як" командира успокаивающе качнул крылом: "Не волнуйся и не трусь! Я с тобой! Нас двое, а их всего-то четверо".

Почему-то все время повторяя про себя, а потом и вслух: "Нас двое, а их всего-то четверо", "Нас двое, а их всего-то четверо" я загнал ведущего "Ме-110" в прицел.

Внезапно, напугав меня, в наушниках захрипело и чей-то голос, спокойно и протяжно, проговорил: "Хват! На подходе к аэродрому четыре сто десятых! Атакуй!" Фамилия комэска – Россохватский, отсюда и позывной.

— На связи Тур, атакую! Хват, выход из атаки вправо!

Пора, крылья "Ме-110" уже вылезают из кольца прицела, противник нас не видит. Пальцы легли на гашетки. Огонь! Мелкая дрожь самолета, легкий запах сгоревшего пороха в кабине. Трасса сверкнула и уперлась в правый двигатель фрица. Я крутнул самолет вправо, навалилась перегрузка. Вниз и вправо, нас будет не видно на фоне темного неба и земли, а немцы останутся на светлом фоне. Завершая разворот, я зашарил глазами по небу, разыскивая самолеты противника. Вот они! Два самолета, разматывая густой дым из горевших двигателей, уходили со снижением на запад. Бортстрелки заполошно сверкали трассами, стреляя в никуда. На земле что-то сверкнуло. Это они бомбы сбросили, догадался я. Сзади, в вираже, лежал самолет комэска.

Эти, дымные, никуда не уйдут. А где два других? Как бы не попасть под их пушки. Истребитель командира качнул крыльями, чуть подвернул вправо, и дал короткую пулеметную очередь вниз зеленым трассером. Вот они, уже почти развернулись.