Я поколдовал с прицельной планкой и, подумав, установил ее на 800 метров. Все равно из пулемета я точно по отдельному фашисту, скорее всего, не попаду. А так – покуражиться, положить цепь носом в пыль и подержать ее немного на месте и этого хватит. А где мои лимонки? Раз, два, три, четыре… все на месте. Полежите пока, птички мои, отдохните. А там – в последний полет, как говорится – "Летят перелетные Эфки…"
Я насторожился… Точно! Лязг металлической амуниции и оружия, отрывистая немецкая речь. А вон и кусты шевельнулись – никак передовой дозор… Ну, помолясь…
Примерно выцелив этих авангардистов, я с наслаждением нажал на спусковой крючок "MG-42". Пулемет радостно загрохотал – ему было абсолютно по пулеметному барабану с лентой то, что он стреляет по своим. Лишь бы стрелять! Трудоголик германский. А хорошо шьет, как по ниточке! Мощный пулемет грубо потрошил кусты, укрывавшие немцев. Их криков я не слышал, потому что под ухом грохотал "MG", но разлетающиеся в клочья кусты, пылевые следы от очередей и смутное шевеление солдат, серыми мышками разбегающихся от веера пуль, я видел отлично! А ну, еще! Хрен с ним, со стволом! На перегрев!
Над кожухом стал играть горячий воздух. Пулемет клацнул и замолчал – лента кончилась. Заморачиваться с перезарядкой я и не планировал. Пригнувшись, я, не глядя, перебирал лимонки, внимательно высматривая и оценивая шевеление фашистов по кустикам.
Ага, вон какая-то организованная группочка! Ловите, геноссен! Первая пошла! Я сорвал кольцо, рискнул – и отпустил рычаг. Он звонко клацнул и отлетел. Я сказал – "Айн–цвай!" — и лимонка порхнула в кусты. Взрыв ударил еще в воздухе. В кустах киркоровскими зайками заверещали раненные и испуганные немцы. Вторая – пошла! Третья! Врот фронт вам, фашисты, лови!
Все кончается, даже такое интересное и увлекательное дело, как метание гранат на сверхдлинную дистанцию. Оставшись полностью безоружным, я сплавил казенник пулемета маленьким клубочком и отбыл восвояси…
Восвоясях я взвалил Василия на плечо (сильно скорректировав его вес, конечно!) и, оглядываясь, потрусил судьбе навстречу. Стемнело, и ориентироваться становилось уже непросто, если ни по-настоящему трудно. Все изменилось – кустарник и одинокие деревья смотрелись незнакомыми, опасными объектами, таящими скрытую угрозу. А ну его, подумал я, и стал искать хорошее местечко для пикника. Таковое вскоре нашлось и, скинув Базиля на травку, я сел передохнуть и перекусить салом с сухарями. Пока луна нам не укажет путь…
А тут и Вася очнулся… Никак на звук дробящегося сухаря… Тоже ведь – сколько времени нежрамши!
— Командир, что со мной? — смутным, плывущим голосом вопросил ведомый.
— Сомлел ты, Вася. Сознание потерял. По голове тебе, наверное, настучали лишнего, — безжалостно предложил я свою версию. — Как доберемся к себе – сразу в госпиталь!
— Ну, уж нет! — испуганным сычом ухнул Базиль. — Я в госпиталь не хочу! Я летать буду!
Вот и хорошо. Теперь никаких мыслей, кроме как избежать попадания на госпитальную койку, у Васи не останется. И ни о каких странностях нашего путешествия он думать больше не сможет.
— На, Васек, пожуй! — я протянул ему сухарь с салом. — Чтобы летать – здоровье нужно!
— А чтобы здоровье было… — вполголоса бормотал я, нашаривая флягу, — его, это здоровье, нужно периодически поправлять! Вот! Нашел. Глотнешь?
— А что это? — с сильным сомнением в голосе спросил Вася.
— Не знаю, Васек! Спирт, наверное…
— Не-е, Виктор, я, пожалуй, не буду…
— А ну, давай! Один глоток! Для тебя – это лекарство. Ну, вот и хорошо. Ты жуй, жуй… закусывай.
Я тоже выпил глоток, крякнул, закусил вкуснейшим ржаным сухарем с салом, и откинулся на траву. Луна вышла. Скоро пойдем… Глаза стали закрываться… Веки налились свинцом, ноги приятно гудели… Хр-р-р…
— А! Что! — вскинулся я.
— Хорош храпеть, командир! Идти надо! А то всех немцев перебудишь…
— Немцев, — хмыкнул я, — немцев я всех перебил, пока тебя спасал. Ну, ладно. Пойдем, пожалуй. Ты как, Вася, своими подпорками двигать сможешь? А то уж больно ты тяжелый…
— Конечно, смогу… — стушевался пристыженный Василь. — Пошли уж… пора…
День "Д", час "Ч", само собой… Уж 22 часа-то есть наверняка. Так, хватит приключений. Пора выбираться к своим. Желательно – поближе к полевой кухне.
— Вася, замри и не свисти разбитым носом, т-с-с-с! — я закрыл глаза и прислушался, пытаясь, в то же время, ментально сканировать окрестности. Пусто, пусто… а там? Пусто… А вот тут – есть!
— Вася, за мной! — мы порысили в темноту.
— Тих-хо! — сжав Василию руку, я зашептал ему на ухо. — Стой здесь. Если это наши – я тебе крикну. Тогда выходи. Понял? Ну, я пошел.
Я снова скользнул в темноту, а потом скользнул на километр, примерно. Это я, похоже, перепрыгнул. Еще разок – вот это в самый раз! Кормой ко мне стоял танк, не танк… А-а-а! Сушка! Да не истребитель, а СУ-76, по-моему, она называется! А что, майор все правильно сделал – у нее и возможности на случай боя посерьезнее будут, да и народа на ней побольше уместится.
Какое-то бормотание… Я подкрадывался все ближе и ближе… Не дурью ли я маюсь опять? Не получу ли я очередь в брюхо? Поздно. Теперь уж надо подходить вплотную, чтобы картинку "Явление блудного сына божьего экипажу СУ-76 во главе с начальником отделения контрразведки "СМЕРШ" какой-то там танковой бригады" не испортить. Не смазать картину социалистического реализма, стало быть.
Еще теплая задница самоходки оказалась у меня под ладонью. Я легонько постучал стрелкой по броне.